Странная мысль...

Вот как-то мы говорили о Гладкове, о его "Цементе" и том моменте, когда главная героиня "сдает" дочь в детдом и идет строить Светлое Будущее...

А недавно мне у Вигдоровой (в "Семейном счастье") попалась аналогичная проблема, но решенная "в другом ключе".

Гладкова в электронном виде я так и не нашла, а из Вигдоровой цитата вот. Действие происходит в Средней Азии во время Великой отечественной войны, главная героиня - эвакуированная.

""Moe мecтo тaм, - пoвтopялa пpo ceбя и Caшa. - Я нe Юcyпoв, мeня лeгкo зaмeнить, мeня oтпycтят. Aня... Кaк жe мнe быть? Aня... Ho вeдь вce paвнo oнa цeлыми днями oднa. Я вижy ee paнo yтpoм cпящyю. И вeчepoм. Цeлый дeнь oднa! Гoлoднaя, xoлoднaя. Eй в дeтcкoм дoмe бyдeт гopaздo лyчшe, чeм co мнoи. Cытнeй, тeплeй. Ho кaк жe oтдaть ee чyжим? Дpyжкa - и тoгo нe былo cил oтдaть. Ho вeдь нe Жope Eвлaмпиeвy я Aню oтдaм? Я oтдaм ee в дeтcкий дoм, к дeтям".
В одном детском доме, на Паркентской, заведующая сказала ей отрывисто:
 - Не выдумывайте. Слышать не хочу!
 "Почему?" - хотела спросить Саша, встретилась с ней глазами и не спросила. Глаза у женщины были злые, горячие, губы бледные.
 - Выбрось это из головы, слышишь? - сказала она, вдруг переходя на "ты". - У меня вот тоже... такая... Сразу после десятого класса. В первом же бою убили, понимаешь? В первом же бою...
 А в другом... в другом доме ее спокойно слушала высокая исхудалая старуха. Коричневое платье ее было ушито крупными стежками и все равно болталось, как на вешалке. Прежде она, должно быть, была толстая, большая, - об этом говорили крупные руки и крупные морщины на руках. Сейчас она высохла, щеки у нее втянулись, и сухая кожа на руках просвечивала.
 - Ну что ж... Если все оформите... Если РОНО не будет возражать... Если принесете справку из военкомата...
 Они сидели в кабинете заведующей - маленькой, чистой и чинной комнатке. За соседним облупленным столиком что-то быстро писала девочка-подросток... Услышав про военкомат, она подняла глаза и посмотрела на Сашу.
 - Постойте! - услышала Саша, выйдя в коридор. - Это вы очень правильно решили... на фронт! - сказала девочка, догнав ее. - Это очень хорошо! А за дочку не беспокойтесь, она будет моя. У всех больших воспитанников есть свой маленький. Я возьму вашу дочку. Я буду так заботиться, ну, вы даже не представляете. Приведите ее к нам, вы сами увидите... Я буду писать вам на фронт через день! Нет, каждый день, вот увидите! Вы откуда - из Москвы? А я из Ленинграда. Я жила на Загородном проспекте. Вы приведете свою дочку? Меня зовут Кира, у нас в доме только одна Кира, Галь у нас четыре, Оль - шесть, а Кира одна.
-  Спасибо! - сказала Саша. - Большое тебе спасибо! И на другой день пришла с Аней.
 Кира бережно взяла Аню за руку и осторожно, даже как-то торжественно ступая, повела к детям. Аня обернулась, Саша помахала ей, и дверь за девочками закрылась.
 Вечером, придя за Аней, Саша сразу попала в какую-то веселую суету: ребята играли в жмурки, Аня бегала вместе со всеми и громко кричала:
 - А ну поймай, поймай!
 Ей весело, - подумала Саша. - Ну, слава Богу!
И вдруг Аня ее увидела. Она не сказала: "Мама!" Она не кинулась к ней. Она крикнула:
 - Где мое пальто?! Где мое пальто? - лихорадочно повторяла она. - Мама, скорее! - Дрожащими руками, ни на кого не глядя, она застегивала пуговицы своего короткого пальтишка.
 - Анюта, да что с тобой, скажи ребятам "до свиданья"!
 - До свиданья! - сказала Анюта, не поднимая глаз. Дети молча столпились вокруг. Кира наклонилась к Ане и поцеловала ее.
 - Ты придешь к нам еще? - спросила она. Аня потянула мать к дверям.
 - Тебе не понравилось у детей? - спросила Саша на улице.
 - Понравилось. Нам давали суп рисовый, кашу рисовую и кисель. Сладкий.
 - А Кира тебе понравилась?
 - Понравилась. Она пела мне песни, и читала книжки, и дала мне ягоду - вот! - Аня разжала кулак: на ладони лежал сморщенный липкий урюк.
 - Весело тебе было?
 - С тобой веселее. - Аня крепко сжала Сашину руку.
 - Хочешь, завтра опять придем сюда?
 - Я хочу с тобой.
 - Но ведь с детьми веселее, правда?
 - Мне с тобой веселее.
 - Но ведь меня целый день нету дома!
 - А вечером ты приходишь.
 - А кисель? - тихо спросила Саша. Аня ничего не ответила.
 ...Ночью Аня проснулась с плачем.
 - Что с тобой? Ты испугалась? - спрашивала Саша, утирая мокрые Анины щеки. - Ну расскажи, что тебе снилось?
 - Мне снилось... что ты меня отдала... Я не хочу... Я не хочу киселя.
 Никуда я ее не отдам, - с отчаянием подумала Саша, - не смогу... Эх, я..."

И подумалось мне: можно ли считать эти два произведения ("Цемент" написан в 1925, "Семейное счастье" - в 1962), точнее говоря, эти два момента, еще точнее - различия их, - отражением изменения общественных установок (которые, вроде бы, были различны - что в начале двадцатых и в начале сороковых, что в середине двадцатых и в начале шестидесятых)... Если можно, то какие именно установки там отражены - "времени действия" или "времени написания"?

Или это просто "два частных случая", ничего не доказывающие, друг с другом никак не связанные?...