Вспомнился мне вдруг один эпизод из неоднократно уже поминавшегося В.Михайлова.
"Второе звено выполняло задание на перехват «противника» при помощи наведения на цель с командного пункта. Астахов собрал летчиков своего подразделения и, еще раз уточнив порядок выполнения задачи, доложил командиру эскадрильи о готовности звена.
Ровно в шесть часов пятьдесят минут над стартовым командным пунктом взвилась зеленая ракета – летный день начался.
Летчики звена были в самолетах. Двигатели запущены и опробованы.
Механик вытащил колодки из-под колес, и Астахов стал выруливать к старту, как вдруг заметил, что педали руля направления стоят не на привычном месте. Астахов резко убавил обороты, нажал на тормоз и, открыв фонарь, погрозил кулаком технику, бегущему со стремянкой в руке к самолету.
– Кто летал на моем самолете?! – крикнул Астахов.
– Командир эскадрильи майор Толчин, – еще не понимая что случилось, ответил Сердечко.
– Какого же черта вы не поставили педали по моим ногам?!
– Забыл, товарищ старший лейтенант, – силясь перекричать рев двигателя, ответил Сердечко. Подставив стремянку, он поднялся к кабине, перегнулся через борт и потянул за одно стопорное кольцо, затем за другое, в то время, как Астахов, нажав на педали, поставил их по ноге.
– «Забыл!» – передразнил его Астахов: – Копаешься, как жук в навозе! – И, закрывая при помощи техника фонарь, он бросил ему в лицо тяжелое, площадное ругательство.
Сердечко спустился вниз, взял стремянку и отступил в сторону. Едва не задев его крылом, Астахов стал выруливать к старту. Сильная струя горячего воздуха ударила техника в живот, он покачнулся, но не почувствовал удара. Оглушенный незаслуженным оскорблением, он шел к стоянке, волоча по рулежной дорожке стремянку.
Торопливо, стараясь наверстать потерянное время, самолеты взлетели, набрали высоту, собрались в звено и ушли в юго-западном направлении.
[...]
Штурман наведения капитан Якушин уже дважды запрашивал Астахова, почему звено не вышло на курс.
Подле большого круглого стола, закрытого поверх карты-десятикилометровки прозрачной калькой, планшетист ждал первые данные с радиолокационной станции. Держа в одной руке остро заточенные цветные карандаши, другой рукой придерживая подвижную линейку, он напряженно вслушивался в наушник телефона.
За плотной светонепроницаемой занавесью, в полной темноте, сидел подле индикатора кругового обзора штурман наведения. Азимуты на сферической поверхности индикатора напоминали меридианы, а концентрические окружности были похожи на параллели, идущие к экватору. Постоянная фиксация у центра местных помех, отраженных от аэродромных сооружений, была так похожа на материк Антарктиды, что индикатор производил впечатление светящегося глобуса со стороны Южного полюса.
По экрану индикатора бежала искрящаяся линия развертки, словно волшебной палочки, из-под которой возникали отраженные импульсы медленно идущих по «коридорам» пассажирских и грузовых самолетов.
Но вот оператор радиолокационной станции передал координаты. Планшетист зафиксировал время, поставил точку и по линейке проложил первую красную полоску курса.
Одновременно и штурман обнаружил вспыхнувшую и быстро передвигающуюся по индикатору яркую точку. Это положенным курсом шло звено истребителей. Метеорологические условия менялись, на экране индикатора появились туманности – редкая облачность. Светящаяся точка двигалась по экрану, пронизывая туманные хлопья.
– Двадцать семь! Я – «Комета»! Доложите обстановку! – запросил Астахова штурман.
– «Комета»! Я – двадцать семь. Курс двести десять! Высота четыре тысячи! Облачность пять-семь баллов! «Противника» не вижу! – ответил Астахов.
На кальке планшетиста с противоположной стороны уже проложенного курса появилась синяя полоска «противника». Почти одновременно и штурман на экране индикатора фиксирует новую светящуюся точку, она движется навстречу звену перехватчиков. Якушин быстро делает расчет, подходит к планшету, не выпуская из руки микрофона, сверяет свои расчеты по схеме на кальке и передает командиру звена:
– Двадцать седьмой! Высота четыре семьсот, курс прежний! – Штурман решил вывести звено на перехват «противника» под прикрытием облачности.
– Понял вас! – отвечает Астахов.
Большая светлая точка по курсу двести десять занимает положение с превышением высоты над «противником». Штурман с удовлетворением отмечает точность маневра, но, высчитав скорость идущих на сближение самолетов, Якушин начинает волноваться. До рубежа встречи с «противником» у звена Астахова еще очень большое расстояние, а «противнику» нужно сделать последние километры, чтобы «отбомбиться» и, развернувшись, уйти на свой аэродром.
Словно угадав мысли штурмана, командир полка говорит:
– Звено не перехватит «противника» на заданном рубеже, он «отбомбится» и уйдет. На сколько минут звено опоздало с вылетом?
– На четыре минуты, товарищ полковник!
– Четыре минуты! Это же пятьдесят километров, которых сейчас не хватает Астахову! Рассчитайте точнее и доложите!
Расчет штурмана подтвердил предположение полковника: встреча на заданном рубеже не могла состояться.
– А если включить форсаж, мы успеем уничтожить «противника» на заданном рубеже, – предложил штурман.
– У них не хватит горючего, чтобы вернуться на аэродром, – подумав, сказал полковник и, взяв у штурмана микрофон, отдал приказание:
– Двадцать седьмой! Я – «Комета»! Прекратите полет по курсу! Возвращайтесь на точку! – Затем, позвонив на СКП, полковник приказал: – После окончания полетов по плановой таблице направьте на командный пункт командира звена старшего лейтенанта Астахова. Инженер эскадрильи на старте?
– Майор Щукин на старте, – ответил дежурный офицер.
– Ко мне! – сказал полковник Скопин, и офицер понял: собирается гроза.
[...]
Когда начальник штаба вошел в кабинет командира, здесь уже были замполит Комов и секретарь партбюро Юдин. Поглядывая исподлобья на присутствующих, полковник Скопин молча ходил по кабинету.
Не выдержав тягостного молчания, подполковник Черных сказал:
– По вине старшего лейтенанта Астахова звено не выполнило задания, но мне кажется, что есть смягчающее вину обстоятельство…
[...]
– Разрешите, товарищ полковник? – спросил Комов и, получив согласие полковника, сказал: – Астахов виноват без всяких смягчающих вину обстоятельств! Астахов не принял самолет у техника, он не занимался перед полетом тренажем в кабине; наконец, выдвинутые вперед педали руля поворотов создавали лишь некоторое неудобство при пилотировании, но не могли помешать выполнению летной задачи. Астахов не мог, не имел права задержать вылет звена из-за установки педалей! Это барство и блажь! Кроме того, есть еще одно обстоятельство, усугубляющее его вину: летчик-командир, он должен не с пренебрежительным высокомерием относиться к подчиненным ему людям, а всячески бороться за слаженность, за честь своего экипажа. Что известно Астахову о людях его экипажа? Разве, что Сердечко отличный, знающий свое дело техник. А известно ли Астахову, что техник-лейтенант Сердечко с четырех часов утра на аэродроме, что он тщательно готовил своему командиру самолет, в то время как его ребенок находится между жизнью и смертью?! Кроме того, Астахов еще оскорбил техник-лейтенанта Сердечко, человека, преданного своему делу и любившего его, как сына. Он оскорбил его грубой площадной бранью, об этом мне доложил инженер эскадрильи. Я знаю, что старший лейтенант Астахов понесет строгое дисциплинарное взыскание, но, кроме этого, свое слово должен сказать офицерский суд чести!
[...]
– Подполковник Черных, – приказал полковник Скопин. – В течение трех месяцев удержите из зарплаты старшего лейтенанта Астахова коммерческую стоимость горючего. О наложении взыскания объявите при собрании офицеров полка. Все! Товарищи офицеры, вы свободны!"
Так вот, мне эта мера кажется какой-то странной. Не по сути, а "фактически". Допустим, летчики живут "на всем готовом", зарплата - это типа "карманных денег" (есть там такая реплика: "Тебя же одевает, обувает и кормит государство!"). Но даже если вычитать _всю_ зарплату - вычесть больше, чем там есть, нельзя. Так вот: это зарплата у военных летчиков в те времена (середина 1950-х) была такой высокой, горючее такое дешевое или звено истребителей тратит его (горючего) существенно меньше, чем мне представлялось?..
PS. Вот с чем тут большая проблема - так это с комментариями. И не только у меня. Но и то сказать: многие свои посты копируют в ЖЖ (или из ЖЖ), там все и обсуждают (все же здесь народу меньше). Можно, конечно, как
![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
vitus_wagner, в ЖЖ запретить комменты: мол, комментируйте только здесь, авторизуйтесь по Open-ID... Но я сужу по себе: мне было бы влом идти на какой-то другой сайт, логиниться там...
